Михаил Колесов - Меньшиковский дворец[повесть, кубинский дневник и рассказы]

Сегодня, отсидев одну пару по немецкой классической философии, которую читала уникальная женщина–профессор, знавшая в свое время лично Луиджи Лонго и Мориса Тореза, Сергей выскочил из здания факультета. Он пересек небольшую площадь и направился к университетской столовой, обычно битком набитой студентами и преподавателями. Но пока народу было немного и он наскоро перекусил «комплексным», но вполне сносным, обедом.

Затем он прошел через двор главного корпуса и вышел на набережную. Подошел к Меньшиковскому дворцу. Открыл массивные деревянные двери подъезда По мраморной лестнице поднялся на второй этаж и вошел в «комнату заседаний».

Посреди большой комнаты, чуть влево от двери, стояли два массивных стола буквой «т». За ними у трех широких и высоких окон размещались два «секретарских» стола, один из которых был его. Между столами в простенке стояло незачехленное комсомольское знамя под фотографическим портретом Ленина. На нем, сделанном в последние годы его жизни, Ленин выглядел необычно, не как восковая маска на официальных портретах, а как «живой». Это была фотография умного, но очень уставшего человека, чем–то напоминавшего Сергею отца.

У противоположной от стола для заседаний стене стоял большой старый диван из черной кожи, который все называли штрафным, так как на нем располагались приглашенные на заседания комитета представители факультетских бюро. Этот диван комитету на «новоселье» подарил партком. Здесь же вдоль стены стояли шкафы со стеклянными дверцами, набитые папками с «документами». Везде по комнате были расставлены простые канцелярские стулья. Но на «председательском» месте во главе стола для заседаний стояло почерневшее деревянное кресло с подлокотниками, которое явно пережило, по крайней мере, революцию, но вполне прилично сохранилось. Это кресло неофициально называлось «троном».

Сейчас на этом «троне» восседал дежурный по Комитету Володя Огородников. Он был, на первый взгляд, простой, из тех «своих» парней, которых всегда можно встретить в комсомольских кабинетах. Общителен, услужлив, исполнителен и всегда в хорошем настроении. Он с готовностью брался за любое поручение, был незаменим и торчал в Комитете почти безвылазно, хотя числился второкурсником исторического факультета. Огородников был ленинградцем и, похоже, комсомольская работа его привлекала больше, чем учеба.

— Привет, — сказал Сергей дежурному. — Как дела? Где Марк?

— Привет. Марк уехал в Смольный, в обком. Просил, если ты появишься, быть на связи. Он будет звонить.

— Хорошо, я подожду, — Сергей прошел к своему столу и начал разбирать лежавшие на нем бумаги.

— Тебя разыскивает твой «тезка», — не оборачиваясь к нему, сказал Володя. — Просил тебя срочно ему позвонить.

— Что стряслось? — насторожился Сергей. Секретарь парткома университета просто так к себе не вызывал.

— Не знаю, — буркнул Огородников.

Сергей набрал номер телефона парткома.

— Слушаю, у телефона Кольцов, — раздалось в трубке.

— Это — Кольцов–младший. Здравствуйте, Николай Дмитриевич.

— А, Сергей. Здравствуй. Ты что сейчас делаешь? Можешь ко мне зайти?

— Да, конечно. Сейчас буду, — ответил встревоженный Сергей.

— Ну, вот и хорошо. Жду, — и в трубке раздались гудки.

Николай Дмитриевич Кольцов — профессор экономического факультета, был однофамильцем Сергея.

Сергей, проходя по Университетской набережной к главному корпусу университета, ломал голову, что же могло произойти? Об обычных делах можно было поговорить по телефону.

Сергея в партком вызывали довольно редко. Помещение парткома располагалось на втором этаже рядом со знаменитым «Петровским залом» Ученого Совета, где Сергей, как и другие смертные, никогда не был. Дальше простирался хорошо известный по многим кинофильмам длинный коридор с большими окнами с одной стороны, и рядом высоких, до потолка, шкафов, в которых за стеклянными дверцами на полках возлежали реликтовые фолианты, с другой, в простенках между окон, стояли мраморные бюсты знаменитых учеников и преподавателей университета, мимо которых Сергей всегда проходил в главную университетскую библиотеку, как сквозь строй молча вопрошавших его олимпийских богов: «А ты что здесь делаешь?»

Сергей открыл дверь парткома и поздоровался с секретаршей.

— Проходи. Николай Дмитриевич о тебе спрашивал, — приветствовала его миловидная женщина среднего возраста.

Секретарь парткома сидел за длинным столом заседаний и беседовал с кем–то. Повернув голову и увидев Сергея, он махнул ему рукой издалека и негромко сказал:

— Заходи, Сергей. Присядь. Мы сейчас с товарищем закончим разговор.

Беседа, действительно, быстро закончилась. И, провожая посетителя к двери, Кольцов подошел к Сергею, привставшему с дивана.

— Ничего, садись, — сказал, пожав ему руку, присаживаясь рядом, секретарь. — Ну, как дела?

— Нормально, — ответил Сергей.

— У меня к тебе разговор.

— Слушаю, Николай Дмитриевич, — напрягся Сергей.

— Вчера состоялось заседание парткома, на котором обсуждался вопрос о подготовке к летнему трудовому семестру, — секретарь пристально посмотрел на Сергея. — Так вот, Бушмакин рекомендовал тебя на должность начальника Объединенного штаба университетских строительных отрядов.

Кольцов замолчал. Молчал и Сергей. Он, конечно, знал, о чем речь. Этот вопрос не раз обсуждался в Комитете. Подбирались командиры и комиссары отрядов. Он, фактически, уже втянулся в подготовительную работу. Но чтобы… начальником университетского штаба? Нет, ему это в голову не могло прийти! Он был не готов взять на себя ответственность за несколько сот, больше тысячи, людей!

— Ну, что молчишь? — вывел его из состояния задумчивости секретарь парткома.

— А что я могу сказать? — вдруг неожиданно для себя резко ответил Сергей. — Вы все и сами знаете. В комсомоле я работаю меньше двух лет. У меня нет опыта руководителя. Да еще в таком масштабе! Здесь нужен авторитетный человек. И самое главное, я — не член партии, улыбнулся Сергей. — Так что, это нереально.

— Вот здесь ты прав. Именно это и говорили члены парткома. Но Бушмакин, хитрый лис, выложил после обсуждения свой козырь. «Это, — заявил он, — рекомендация Областного штаба и горкома комсомола». Я даже не подозревал, что ты у нас такой авторитетный. Может быть, и меня в горкоме партии знают лишь потому, что я твой однофамилец?

Сергей понимал, что профессор шутит. Но в этой шутке была доля правды. Сергей иногда, в интересах дела, не очень старался разубеждать свое городское и обкомовское комсомольское начальство в том, что они не родственники

— Имей в виду, — продолжил секретарь, — при обсуждении твоей кандидатуры я воздержался. Я решил сначала узнать твое мнение. И правильно поступил. Сейчас я вижу, что ты понимаешь всю степень ответственности, которая на тебя возлагается.

— Пока еще не понимаю, но уже догадываюсь, — пробормотал Сергей.

— Но времени на долгие размышления мы тебе дать не можем. Бушмакин сейчас в обкоме комсомола и вот–вот должен позвонить. Что мне ему сказать? Согласен я или нет? Что посоветуешь? — улыбнулся Кольцов.

— Николай Дмитриевич, я понимаю, что Вы уже приняли решение. Я согласен. Но, опять же, я — не член партии, поэтому без поддержки парткома вряд ли что–либо получится.

— В этом можешь не сомневаться. С нашей стороны ты получишь полную поддержку. На следующей неделе утвердим твою кандидатуру на парткоме. И действуй, не оглядываясь ни на какие авторитеты. Мне можешь звонить в любое время. Но главное придется делать самому.

Кольцов поднялся с дивана, дав понять, что разговор окончен.

— Я рад, что в тебе не ошибся. А что касается партийности, то это дело поправимое. Вот выполнишь задание партии, я сам буду тебя рекомендовать. Это мы решим. Удачи тебе, секретарь! — и он проводил Сергея до двери кабинета.

Сергей вышел из здания и посмотрел на ручные часы. На весь разговор ушло пятнадцать минут. Но тогда он не мог знать, что эти пятнадцать минут круто изменят его судьбу…

Через несколько дней после поездки в Гатчину, в перерыве между парами, к Сергею подошла Римма.

— Слушай, Сережа, ты знаешь, что в Питер приезжает Рихтер?

— Какой Рихтер?

— Ты, что? Святослав Рихтер — известный пианист. В Большом зале Филармонии будет только один концерт. Нам обязательно надо на него попасть.

— Нам — это кому?

— Привет. Мне с Ворониным и тебе с Галкой. Что непонятно?

— Теперь понятно. Ну и что?

— Какой ты сегодня несообразительный! Как что? Надо достать билеты.

Он уже давно понял, к чему этот разговор.

Сергей нередко посещал музыкальные концерты и слышал многих известных музыкантов и оркестры с еще мало известными в то время дирижерами. Попасть на такие концерты было нетрудно, так как издавна существовала традиция так называемых «студенческих билетов». Это были «входные» билеты по одному рублю на балкон, куда вел еще с театрального подъезда отдельный вход с глухой лестницей. Но продавались эти билеты только в день концерта и обязательно в «одни руки». Сергей не помнит случая, чтобы кто–то перепродавал такие билеты. Похоже, это было неприлично. В случае гастролей знаменитостей очередь в кассу за такими билетами надо было занимать с ночи. Это тоже была своеобразная студенческая традиция. Сергей уже ночевал в таких очередях. Так он побывал на концертах Давида Ойстраха, Эмиля Гилельса и других знаменитых музыкантов…